В. В. Вересаев родился 4 (16) января 1867 года в городе Туле в семье врача-общественника польского происхождения. Окончив классическую гимназию, он поступает на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета (закончил в 1888).

В 1894 году окончил медицинский факультет Дерптского университета и приступил в Туле к медицинской деятельности. Скоро переехал в Петербург, где работал врачом в Городской барачной в память С. П. Боткина больнице (1896—1901)^[1], а в 1903 году поселился в Москве. В годы разочарований и пессимизма примыкает к литературному кружку легальных марксистов (П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановский, Неведомский, Маслов, Калмыкова и другие), входит в литературный кружок «Среда» и сотрудничает в журналах: «Новое слово», «Начало», «Жизнь». В 1904 году, во время русско-японской войны, его призывают на военную службу в качестве военврача, и он отправляется на поля далёкой Маньчжурии.

В 1910 году предпринял поездку в Грецию, что привело к занятиям древнегреческой литературой на протяжении всей его дальнейшей жизни. Послереволюционное время провел в Крыму.

В. В. Вересаев умер 3 июня 1945 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 2).

Литература

Началом литературной деятельности Вересаева следует считать конец 1885 года, когда он помещает в «Модном журнале» стихотворение «Раздумье». Писатель сложился на грани двух эпох: он начал писать, когда потерпели крушение и утратили свою обаятельную силу идеалы народничества, а в жизнь стало упорно внедряться марксистское мировоззрение, когда дворянско-крестьянской культуре была противопоставлена буржуазно-городская культура, когда город был противопоставлен деревне, а рабочие — крестьянству.

Творчество писателя этого времени — переход от 1880-х гг. к 1900-м, от Чехова к Горькому. В своей автобиографии Вересаев пишет: «Пришли новые люди, бодрые и верящие. Отказавшись от надежд на крестьянство, они указали на быстро растущую и организующуюся силу в виде фабричного рабочего, приветствовали капитализм, создающий условия для развития этой новой силы. Кипела подпольная работа, шла агитация на фабриках и заводах, велись кружковые занятия с рабочими, ярко дебатировались вопросы тактики… Многих, кого не убеждала теория, убедила практика, в том числе и меня… Летом 1896 вспыхнула знаменитая стачка ткачей, поразившая всех своей многочисленностью, выдержанностью и организованностью».

Ближе к 1905 году общество и литературу охватил революционный романтизм и зазвучала песнь «безумству храбрых»; Вересаев не увлёкся «возвышающим обманом», он не убоялся «тьмы низких истин». Во имя жизни он дорожит истиной и без всякого романтизма рисует те пути и дороги, которыми шла демократическая интеллигенция, связанная с прогрессивно-демократической мыслью.

Поэтому Вересаева и зовут художником-историком русской интеллигенции. Его творчество действительно отражает этап за этапом в развитии русской интеллигенции. Эти этапы отмечены даже в самом заглавии его произведений.

В 1894 году была написана повесть «Без дороги». Автор даёт картину мучительных и страстных поисков молодым поколением (Наташа) смысла и путей жизни, обращается за разрешением «проклятых вопросов» к старшему поколению (врач Чеканов) и ждёт ясного, твёрдого ответа, а Чеканов бросает Наташе тяжёлые, как камни, слова: «Ведь у меня ничего нет. К чему мне честное и гордое миросозерцание, что оно мне даёт? Оно уже давно мертво». Чеканов не хочет признать, «что он безжизненно нем и холоден; однако обмануть себя он не в состоянии» и погибает.

В. Вересаев и Л. Андреев, 1912

За 1890-е годы происходят события: создаются марксистские кружки, появляются «Критические заметки об экономическом развитии России» П. Б. Струве, выходит книга Бельтова «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», вспыхивает известная стачка ткачей в Петербурге, выходит марксистское «Новое слово», потом «Начало» и «Жизнь».

В 1897 году Вересаев издаёт повесть «Поветрие». Наташа уже не томится «беспокойными исканиями», «она нашла дорогу и верит в жизнь», «от неё так и веет бодростью, энергией, счастьем». Повесть зарисовывает полосу, когда молодёжь в своих кружках набросилась на изучение марксизма и пошла с пропагандой идей социал-демократии в рабочие массы, — на заводы и фабрики.

К началу столетия развёртывается борьба между революционным и легальным марксизмом, между ортодоксами и ревизионистами, между «политиками» и «экономистами». В декабре 1900 начинает выходить «Искра». Организуются группы социалистов-революционеров, раздаются выстрелы Карповича и Балмашева. Выходит «Освобождение» — орган либеральной буржуазии.

Общество увлекается индивидуалистической философией Ф. Ницше, частью зачитывается кадетско-идеалистическим сборником «Проблемы идеализма». Происходит идеологическое и психологическое расслоение интеллигенции.

Этот процесс нашёл своё отображение в повести «На повороте», вышедшей в конце 1902 года. Варвара Васильевна не мирится с медленным и стихийным подъёмом рабочего движения, это её раздражает, хотя она и сознает: «я — ничто, если не захочу признать этого стихийного и его стихийности». Она не хочет чувствовать себя второстепенной, подчинённой силой, придатком к рабочему классу, каковым в своё время были народники по отношению к крестьянству. Правда, теоретически Варя остаётся прежней марксисткой, но мироощущение её надломилось, изменилось. Она глубоко страдает и, как человек большой, глубокой искренности и совести, кончает самоубийством, сознательно заразившись у постели больного. В Токареве психологический распад выражен сильнее, ярче. Он мечтает об изящной жене, усадьбе, уютном кабинете и «чтобы все это покрывалось широким общественным делом» и не требовало больших жертв.

В нём нет внутреннего мужества Вари, он философствует, что в учении Бернштейна «больше настоящего реалистического марксизма, чем в правоверном марксизме». Сергей — с налётом ницшеанства, он верит в пролетариат, «но он хочет прежде всего верить в себя». Он, как и Варя, гневно обрушивается на стихийность. Таня — полна энтузиазма, самоотверженности, она готова на борьбу со всем жаром своего молодого сердца. Без особого анализа отчётливо видны психологические сдвиги в рядах интеллигенции: примиряющийся Токарев, усомнившаяся Варя, уверенная Таня; чувствуется столкновение марксистской, эсеровской и ницшеанской идеологий. Бернштейн спорит с Марксом.

Русско-японская война и 1905 год нашли отражение в записках «На войне». После революции 1905 года началась переоценка ценностей. Многие из интеллигенции разочарованно отошли от революционной работы. Крайний индивидуализм, пессимизм, мистика и церковность, эротизм окрасили эти годы. В 1908, в дни торжества Санина и Передонова, выходит повесть «К жизни». Чердынцев, видный и деятельный социал-демократ, в момент распада, утратив ценность и смысл человеческого существования, страдает и ищет утешения в чувственном наслаждении, но все напрасно. Внутренняя сумятица проходит лишь в общении с природой и при связи с рабочими. Поставлен острый вопрос тех лет о взаимоотношениях интеллигенции и массы, «Я» и человечества вообще.

В 1922 году вышел роман «В тупике», котором показано семейство Сартановых. Иван Иванович, учёный, демократ, вообще ничего не понимает в развернувшейся исторической драме; дочь его Катя, меньшевичка, не знает, что делать. Оба — по одну сторону баррикады. Другая дочь, Вера, и племянник Леонид — коммунисты, они — по другую сторону. Трагедия, столкновения, споры, беспомощность, тупик. Такова написанная Вересаевым художественная история русской интеллигенции за последние сорок лет.

Вересаев — историк интеллигенции, но у него есть вещи о рабочих и крестьянах, но, скорее, случайные и для его творчества не характерные. В повести «Конец Андрея Ивановича», в очерке «На мёртвой дороге» и в ряде других произведений писатель изображает рабочего.

Портрет Вересаева кисти Сергея Малютина

В очерке «Лизар» рисуется власть денег над деревней. Деревне посвящено ещё несколько очерков. Особо стоят нашумевшие в своё время «Записки врача», в которых автор с величайшей искренностью анализирует нравственные мучения молодого врача и вскрывает его сомнения, затруднения и беспомощность на работе.

Большой интерес представляет работа о Ф. М. Достоевском, Л. Н. Толстом и Ницше, озаглавленная «Живая жизнь» (две части). Это теоретическое оправдание повести «К жизни»; здесь автор вместе с Толстым проповедует: «Жизнь человечества — это не тёмная яма, из которой оно выберется в отдалённом будущем. Это светлая, солнечная дорога, поднимающаяся все выше и выше к источнику жизни, света и целостного общения с миром!..» «Не прочь от жизни, а в жизнь, — в самую глубь её, в самые недра». Единство с целым, связь с миром и людьми, любовь — вот основа жизни.

За первые годы после революции 1917 вышли работы Вересаева:

По манере письма Вересаев — реалист. Выдающимся художественным мастерством он не обладает, нередко публицистика вытесняет образ, а разговор заменяет действие.

Что особенно ценно в творчестве писателя, — это его глубокая правдивость в отображении среды, лиц, а также любовь ко всем, мятежно ищущим разрешения социального вопроса. Его герои даны не столько в процессе борьбы, работы, сколько в поисках путей жизни.

Произведения

Повести

B. B. Вересаев, 1913. Фото «Артистического заведения» А.Ф. Маркса, СПб

Рассказы

Награды

Детские годы В.В. Вересаева
  Гоголевская, 82. И сегодня в Туле стоит дом, в котором родился и вырос Викентий Викентьевич Смидович, русский писатель, избравший псевдоним Вересаев.
…Мысленно перенесёмся в далекое прошлое, откроем калитку дома. «Я родился в Туле 4 (16) января 1867 года», - пишет Вересаев в «Воспоминаниях». «Отец мой был поляк, мать русская.

Мой отец, Викентий Игнатьевич Смидович был врач. Он умер в ноябре 1894 года, заразившись сыпным тифом об больного. Смерть его вдруг обнаружила, какой он пользовался популярностью и любовью в Туле, где всю жизнь работал. По ночам часто звонили звонки, он уезжал на час, на два к больному…
Мать звали Елизавета Павловна. В самых ранних моих воспоминаниях она представляется мне, - полная, с ясным лицом, как со свечою в руке, перед сном бесшумно обходит все комнаты и проверяет, заперты ли двери и окна, или как, стоя с нами перед образом с горящею лампадкою, подсказывает нам молитвы, и в это время ее глаза лучатся так, как будто в них какой-то свой самостоятельный свет».
Семья была большая. Детей было 8 человек. И родители прилагали все усилия, чтобы их дети выросли тружениками. «Сделай сам!», «Зачем зовёшь горничную?!» К прислуге дети могли обращаться только в крайнем случае за самым необходимым.
В большом книжном шкафу хранились лучшие произведения для детей: Лермонтов, Гоголь, Густав Эмар, Майн Рид, Купер.… По воскресеньям отец устраивал громкие читки. В первом классе гимназии Викентий превосходно знал  древнюю мифологию. Самостоятельно прочитал Грубее «Очерки по истории и народных сказаниях». Во втором классе историю еще не изучали, учитель, и весь класс с интересом слушали его пересказы.
Викентий Викеньевич вспоминал: «Однажды я сказал брату: «Месть - благородное дело!» Папа услышал: «Месть - благородное дело? Друг мой. Мстят - лакеи». В мщении всегда заключено что-то глубоко лакейское, оно всегда страшно унижает того, кто мстит.… Несколько десятков лет уже прошло с тех пор, - пишет Вересаев. - И только теперь я соображают как упорно и  как незаметно  работал папа над моим образование, и как много он на это тратил времени, которого у него было так мало. Перегруженный сверх меры врачебной практикой отец по вечерам почти целый год читал с Викентием, гимназистом 5-го класса, «Айвенго» Вальтера Скотта на немецком языке. «Мы с детства знали немецкий язык, у нас всегда были немки. Но когда подросли, начали забывать язык. И вот папа предложил мне читать с ним по вечерам немецкую книгу и сказал, что когда мы ее всю прочтём, он наст мне три рубля. Три рубля! У меня дух захватывало от такой огромной суммы. И вот каждый вечер, часов в 9, когда папа возвращался с вечерней практики, мы усаживались друг против друга. Я вполне был убеждён, - папа читает со мною. А теперь я думаю, сколько своего времени, он отдавал мне, - и так незаметно, так, что я даже не мог к нему чувствовать за это благодарности.
Родители старались, как можно больше давать работу детским рукам. К Троице нужно было убрать сад: граблями сгрести с травы прошлогодние листья и сучья, подмести дорожки, посыпать их песком. Наняли подёнщика, - старик в лаптях, с длинной бородой, со старчески-светящимся лицом. Мама, когда его нанимала, усомнилась, сможет ли старик работать. И старик старался из всех сил. Но на побледневшем лице его часто замечалось изнеможение, он не мог его скрыть, и беззубый рот устало полуоткрывался. Целую неделю старик должен был проработать в саду у Смидовичей. Приближался праздник. Работнику очень хотелось попасть в свою деревню за 80 верст от Тулы, привести семье городские гостинцы. И Елизавета Павловна убедила детей (Нет, не приказала), что старику пора кончать свои работы в саду, отпустила его за три дня до срока, а расплатилась с ним полностью, Трое суток трудились её маленькие помощники в саду даром, за того деда.
Со временем Елизавета Павловна приобретет во Владычне дачу, где её взрослые дети будут выполнять все крестьянские работы: пахать, косить, копнить, запрягать и распрягать лошадей, возит сено.
К праздникам готовились всегда всей семьёй, весело и с выдумкой. Когда наступали эти торжественные дни, родители дарили детям не сладости или игрушки, а хорошие книги.
В 10 лет Викентий впервые влюбился в Машу Плещееву. Он считал, что влюбился в замечательную красавицу, какой даже нет у Майн Рида. Влюблённость оказалась взаимной, Вересаев пишет: «С удивлением вспоминаю я этот год моей жизни. Он весь заполнен образом прелестной синеглазой девочки с каштановыми волосами». Образ Маши постоянно стоял перед глазами, освещал душу непрерывною радостью. Это ради Маши совершал он подвиги. Однажды взобрался на крышу беседки, которая была «аршин с пять над землёй». Брат Миша шутливо сказал: «Ну-ка, если любишь Машу, - спрыгни с беседки». «Он и мигнуть не успел, - я уж летел вниз. Не удержался на ногах, расшиб себе локоть. Миша в ужасе бросился ко мне, стал меня поднимать и сконфуженно повторял: «Ах ты, чудак! Я пошутил, а ты вправду».
По Тульской губернии у Смидовичей было много родственников-помещиков. Двоюродные дедушки и бабушки, дядья: Смидовичи, Левицкие, Кашерининовы, Горштетер.…Со Смидовичами из Зыбино жизнь тесно переплелась, и долгие годы жили почти как одна семья.
Из «Воспоминаний»: «Закрываю глаза - и так мне представляется тогдашнее Зыбино. Прежде всего - ярко-солнечная зелень огромного сада; вся она полна птичьим стрекотанием, свистом, чириканьем; особенно выдается своей необычностью… гулкое воркованье горлинок. Почему-то их всегда было в Зыбино очень много. Липовые аллеи; густые черемуховые и вишнёвые заросли, древние, плакучие берёзы-великаны… Тихая речка Вашана под горой, полня до краёв, за полверсты ниже её плотина и мельница.
Однажды, в детстве, прочитав рассказ Купера «Морской волк» Витя заявил отцу своем «окончательном и бесповоротном решении бросить гимназию, чтобы плавать по морям-океанам. Просил не пытаться отговаривать его, так как он не в состоянии противиться своему призванию.
Отец одобрил маленького пылкого моряка: «Раз ты чувствуешь, что это твоё призвание, то противиться ему, конечно, не следует. Хорошо, будь моряком. Но кем ты хочешь быть: матросом, чтобы только мыть шваброй полы на корабле, или капитаном, чтобы управлять кораблем?» «Я бы лучше хотел быть капитаном», - ответил сын. «Вот видишь. А теперь, чтобы стать капитаном, нужно знать высшую математику, астрономию, географию… Мы сделаем так: ты кончишь гимназию и тогда сейчас же поступишь в морской корпус. Раз это действительно твое призвание, то к нему необходимо относиться серьезным образом». И сын обрадовано согласился с отцом, почувствовав себя победителем.
Викентий Игнатьевич умело направлял интересы детей к получению прочных научных знаний. В 1879 году в Сиднее  (Австрия) должна была открыться всемирная выставка. Проводился тираж  выигрыша по займу. Отец использовал это обстоятельство в педагогических целях. Сказал, что (чего доброго!) они могут выиграть по займу 200 тысяч и поехать всей семьей на выставку, где будет много-много чудес. Отец просил Викентия принести географический атлас, чтобы им вместе проверить, разобраться, как они тогда поедут в Сидней. Они были серьезно увлечены предстоящим путешествием. Заинтересованно, как завороженные, разглядывали они атлас, спорили о кратчайших путях, средствах передвижения. Изучили растения и животный мир Австралии. Оставался самый пустяк: выиграть 200 тысяч.
Однажды  12-летний Витя в день своего рождения получил от папы и мамы книгу А.К. Толстого с надписью взятой из стихотворения Навроцкого, автора «Утёса Стеньки Разина»:
Может быть, в свете тебя не полюбят
Но, пока люди тебя не погубят,
Стой, не сгибайся, не пресмыкайся,
Правде одной на земле поклоняйся.

Как бы печально не сделалось время,
Твердо неси ты посильное бремя,
С мощью пророка, хоть одиноко,
Людям тверди, во что веришь глубоко.

Мало надежды? Хватит ли силы?
Но до конца, до грядущей могилы,
Действуй свободно, не уставая,
К свету и пользе людей призывая.

Какое глубокое, прекрасное напутствие! «Ничего у меня в душе не отпечаталось, как это завещание», - писал Вересаев. Дорога взрослой сознательной жизни сына была еще где-то далеко, за горами времени, но родители готовили его к ней.